Суббота, 21 января, 1967 года
Кантхо
Дорогая Алиша,
Я писал тебе о спокойном патрулировании реки с ее тихими берегами, о звездах, которые здесь - из-за влажности - кажутся в два раза ярче. Мы вернулись на пристань незадолго до 9. Часть операции “Игра в Надзирателя” разворачивается в Кантхо, крупнейшем городе Дельты Меконга. Здесь есть несколько ресторанчиков, куда вьетнамцы приходят, нередко с детьми, чтобы перекусить и пообщаться на своем языке, напоминающем мне пение. Такие места всегда в полумраке. Из-за перебоев с электричеством, в большинстве горят мерцающие лампы.
Примерно в десять вечера перед одним из таких переполненных ресторанчиков остановились два юных пешехода. Внезапно они швырнули гранаты в распахнутые двери. Одна не сработала. Другая взорвалась и разорвала на части посетителей и детей. В ресторане не было военных — вьетнамских или американских. Никакого военного смысла этот акт не имел. Я видел бегущего американского капитана, с семилетней девочкой на руках. Он рыдал, когда, доставив ее в госпиталь, узнал, что она мертва. Скорые свозили искалеченные тела к длинному зданию французского госпиталя, где теперь расположены наши медики. Затем начались ампутации и поиск осколков. И коридоры заполнились запахом этих операций. Некоторые из разорванных людей были мертвы, когда их доставляли, некоторые умирали вскоре. Выжившим оказывали помощь — накладывали шины и бинты. Они лежали на деревянных кроватях с застывшим вопросом в глазах. Иглы капельниц торчали из их рук, если у них были руки, или ступней, если рук не было. Больше всего досталось детям, которые играли в зале ресторана. Врачи и медсестры брутальной, агрессивной, империалистической Америки всю ночь боролись с тем, что натворили эти благородные защитники родины.
Тем временем метателей гранад задержали. Они с городостью сознались в содеянном, даже пытались хвастаться этим.
Я не могу понять, какие мысли бродят в голове этого безумного террориста. Зачем они уничтожают своих собственных людей, своих бедных соотечественников, о свободе которых так часто говорят? Весь госпиталь со всей его бесмысленной болью превратился в облако горя. Может ли кто-нибудь поверить, что вьетконговцы, способные совершать такие поступки по отношению к собственному народу, в состоянии позаботиться о нем, если получат полный контроль? Я не могу. В ходе военных операций мы и наши союзники слишком часто убиваем и раним невинных людей. Но вьетконговцы просто тонут в невинной крови. Они ставят пулеметный расчет в дверном проеме крестьянского дома и сгоняют детей, зная, что мы стараемся не стрелять по людям. Они строят бункеры в густонаселенных районах по той же причине. И люди страдают. Я видел, как мы стараемся избегать таких ситуаций и немедленно приходимо на помощь, когда уже поздно избегать.
Одно из крыльев старого французского госпиталя в Кантхо отведено под раненых вьетконговцев. Двери и окна закрыты решетками, конечно, но отношение к раненым за ними такое же, как отношение к нашим раненым. В глазах же пленников я видел другое ожесточение, говорящее о том, до какой степени они привыкли ждать от нас только пытки или смерть. И как же они удивлялись, когда не происходило ни того, ни другого. В этих глазах читается тот же план, что и у тех, кто оставляет бомбу в сумке посреди рынка или кидает гранату в переполненный театр.
Меня убеждают, будто недалекие участники протестов, проводящие дни в акциях напротив здания ООН или вокруг Белого Дома, ненавидят войну. Мне кажется, что у меня есть больше причин, чем у любого из них, ненавидеть ее. Но почему бы им не записаться в санитары? Их быстро научат, их не будут заставлять никого убивать. Если они так любят людей, почему они не примут участие в их спасении? Их страна отчаянно нуждается сотрудниках медслужбы. Нельзя ли часть энергии, которая расходуется на создание антивоенных плакатов, перенаправить на опорожнение больничных уток или дезинфекцию ран? Это был бы реальный протест против войны. Правда, их скорее всего, предупредят, что их вьетконговские герои не уважают мирные намерения. Они взрывают больницы и ставят бомбы под кареты скорой помощи. Там будет сложно протестовать привычным образом, кроме того, покинув страну, они могут потерять право на пособия. Но взамен они получили бы немного самоуважения и гордости за то, что совершили поступок во имя чего-то, а не только против чего-то.
Из дома часто спрашивают — когда закончится война? Алиша, я могу только гадать об этом. Но по крайней мере я гадаю на основе собственных наблюдений, перемещаясь из конца в конец по этой стране. Я полагаю, что мир не за горами, поскольку мы и наши союзники можем победить любого врага на поле боя. Но прекращение огня - это только первый шаг. Во время рождественского перемирия, которое считалось таким прекращением, зафиксировано больше сотни нарушений со стороны коммунистов и ни одного с нашей. То есть это не будет окончанием войны. Натроенированные, профессиональные, убежденные вьетконговцы покрыли страну своими ячейками-тройками. Их придется вырывать с корнем, пока деревни и поселки не научатся защищать себя сами. А это может занять поколение. Однако каждый, кто сомневается, что это возможно, должен взглянуть на Южную Корею. Через одно поколение это уже совершенно другой народ. Гордый, эффективный и самодостаточный. Их войска здесь, во Вьетнаме, сражаются наравне с остальными. И то, что произошло с корейцами, может и должно произойти здесь. Если мы уйдем слишком быстро или слишком глупо, не понимая последствий, мы можем выиграть сражение, но проиграть войну.
Искренне твой
Джон