Итак, Краснову положен памятник. Дожили. Помните шутку — если оно выглядит, как утка, плавает, как утка, крякает, как утка, то 10 из 10, что эта утка и есть.
Сначала нам говорили, что воссоединение с власовской РПЦЗ, на чьем подворье и сейчас стоит памятник погибшим нацистским пособникам — это правильный шаг. Это примирение. Русским людям нечего делить. Я сомневался. Тогда у меня была такая возможность.
Дмитрию Киселеву — в тот момент руководившему новостями — тут же позвонил пресс-секретарь РПЦ Легойда. Мне разъяснили — это ошибка, это частный случай. Это мнение не отражает офицальной позиции.
Потом нам долго рассказывали, что мемориальная доска Маннергейму — это тоже частный случай. А тех, кто сбивал доску, Мединский назвал вандалами. Маннергейм оказался царским офицером, русским патриотом, гуманистом, щадившим ленинградцев во время блокады. Чуть ли не агент НКВД, по специальному заданию Сталина сдерживавший Гитлера в своих объятиях. Нам говорили — не обращайте внимания на стариковскую ярость блокадников, забудьте вы об этой доске, становитесь в бессмертный полк. Ведь мы едины. Ведь на дворе примирение. А за воротами — страшный-страшный Запад, который хочет нас разделить.
Я тогда отказывался — мне, кстати, интересно, кто-нибудь во всем большом государственном телеэфире попробовал хотя бы прошептать слово против? Я отказывался и чувствовал уже тогда, нет, это не частный случай. Это не ошибка. Если оно выглядит, как утка, плавает, как утка, то, очень похоже, что мы имеем дело с уткой.
Видит бог, я изо всех сил сдерживался, чтобы не бить по штабам, к которым еще недавно тоже имел отношение. Но есть вещи, которые перешибают любую корпоративную солидарность. Смешно, но термин солидаризм — фашистский термин, о котором огромная аудитория услышала из фильма “Биохимия Предательства” — взят сегодня на вооружение официально. Эта надклассовая солидарность, солидарность по Муссолини, используется для сплочения голодных и сытых, грабителей и ограбленных, господ и крепостных.
И вот они говорят о солидарности. И вот они призывают к примирению и к терпению. Ведь, как кудахчет солженицынская вдовушка, мы не должны повторить кошмара столетней давности. Но хватит ли терпения у вас, если лицо их солидарности — Краснов? Лицо их примирения — Краснов? Краснов!
Краснов — он для них герой Первой Мировой. И плевать, что Краснов — сепаратист, отделивший от февралистской России Дон, что Краснов — первым присягнул Кайзеру, с которым только что сражался. Георгиевский кавалер!
Повешен 16 января 47 года вместе с другими нацистами. Суд официально назывался “процесс над агентами германской разведки, главарями вооруженных белогвардейских частей в период гражданской войны”. Статьи — измена Родине, шпионаж, террористическая деятельность. А еще в отношении них применен приказ президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 43 года: “О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях своетского гражданского населения и пленных красноармейцев”.
Они — убийцы советских людей. Ваших родных в том числе. Им памятник?
Ведь им мало памятников. А Ленину — говорит Киселев — много.
Посмотрите, как они ненавидят Ленина? Как боятся Ленина. Они — трусы. Как все предатели, они — трусы. Робкое предложение помочь людям в разгар карантина они спешат обозвать необольшевизмом. Им, рассовавшим по карманам все, что было построено кровью и потом советских людей, в страшных снах видится большевизм. В страшных, липких, мокрых снах приходит к ним Ленин. И поэтому они всеми силами мечтают избавиться от него, выковырять, стряхнуть, закопать, сбросить за борт.
Точно так, как это делают соседи на Украине, от которых они — теперь это всем очевидно — не отличаются ничем. Они — братья бандеровцам, прямые, единоутробные родственники, вместе внимавшие Генриху Гиммлеру на пражском плацу в ноябре 1944 года.
И теперь понятно, откуда у всей этой публики такая давняя приязнь к Германии. Дело не только в любви к немецкому языку. Дело не только в экспортных потоках Газпрома. Не в философских бреднях германофила Ильина. Быть может, дело в том, что в Мюнхене в годы холодной войны базировалось все коллаборационистское подполье, принятое американцами из рук фашистов? Быть может, дело в том, что создателем немецкой спецслужбы БНД был Райнхард Гелен — куратор всей антисоветской агентуры Вермахта? Быть может, дело в том, что на территории ГДР вербовкой агентуры занимались не только Штази и не только первое главное управление ПГУ СССР?
Не потому ли в наших школьных учебниках теперь литературный власовец Солженицын — любимый писатель НТС — народно-трудового союза русских солидаристов? Не потому ли выстроен Ельцин-центр? Не потому ли стены солженицынского плача возводятся там, где оптимизируются больничные койки? Не потому ли мы так преданно заглядываем в глаза заокеанским партнерам, в основном из Республиканской партии — ведь именно они связаны с разведкой и ВПК, именно они разделяют многие красновские взгляды на жизнь?
Не попросят ли завтра эти самые партнеры о помощи в борьбе с китайской коммунистической заразой? Не эта ли трансатлантическая дружба, замешанная на вере в бога и консерватиных ценностях, заставляет спешить — быстрее избавляться от пережитков советской эпохи?
О, как они боятся Ленина — старика с атомной бомбой. Но посмотрите — Ленин догнал их. Они попытались завалить его годовщину его дешевым тряпьем конституционных поправок, но что получилось? Теперь они имеют дело с небывалым за десятилетия кризисом капитализма — оказывается, старик был прав. Теперь над ними нависает такая волна, что, даже вскарабкавшись на Мавзолей, они не смогут выйти из этой воды сухими.
Пусть им теперь помогут Краснов, Маннергейм, Колчак, Шкуро и Деникин. Это их настоящий Бессмертный полк. Вот их настоящий бессмертный полк. Но в этом полку отныне и навсегда они пойдут одни. Под аккомпанемент оглушительной тишины нашего презрения.