Вы не подумайте, что тут у кого-то заело пластинку. Понимаешь, целый Навальный в Москву возвращается, а мы все о Бродском, да о Бродском. Чего привязались к покойнику, заняться нечем что ли?
Заняться, конечно же, есть чем. Только вы поймите - Бродский, так же, как сотни других, подобных ему, интересен нам не как поэт, а как своеобразное культурное тавро — рабское клеймо, отпечатанное на лбу у целого народа. Примерно как икона Солженицына, чудесным образом, пусть и не без помощи местного губернатора, проступающая на стенах домов в Твери.
Навальный ошибается. Даже замазанный Бродский не враждебен сегодняшнему буржуазному государству. Он ему тождественен. Когда отряд воров и проституток устраивает пляски на Авроре - так веселилась редакция придворного журнала Пионер, где сам Путин печатался, между прочим - так вот вместе с ними на Авроре танцует Бродский. Когда припудренный белым порошком кремлевский демиург Сурков цитирует на рублевских посиделках заморского Гинзбурга или сочиняет тексты для таких же наркоманов из Агаты Кристи, вместе с ним это делает Бродский. Он их кумир. Певец тунеядства, декаданса, упадничества Бродский.
Бродский - гематома общественного сознания, примета времени. Времени воинствующего индивидуализма, торжествующего мещанства, эпохи, требующей поклонения незначительностям, частностям, вещам и формальностям. В позднем Союзе была сеть магазинов “Тысяча Мелочей”. Вот Бродский - это тысяча мелочей. Все за 99 центов и ничего по-настоящему ценного. Возведенная рафинированными эстетами в культ маниакальная страсть Бродского к подробностям гораздо больше общего имеет не с наблюдательностью художника, ибо художник смотрит на мир как соучастник жизни, а не как патологанатом в морге...поэтому, кстати страстно мечтали жить — путешествовать, работать, впитывать в себя прекрасный и страшный мир и Джек Лондон, и Максим Горький, и Стейнбек, и Хэмингуэй, - так вот замороченность Бродского на мелких штришках и вещичках, это крохоборство ростовщика, у которого вместо гульденов или талеров — буквы. Плюшкин, Гобсек от литературы - вот что такое Бродский. Формализм и вещизм - Бродский всегда описывает явление через форму, человека - через вещь — все это легко вписывается в буржуазную культурную матрицу. Когда Чубайс говорит, что ценит бродского за несоветскость - это чистая правда. Он предельно буржуазен. Но на фоне остальной буржуазной культуры, где таких бродских тьмы и тьмы, он абсолютно незаметен. Потому-то и не нужен никому на Западе. Клим Жуков абсолютно прав, Бродский заметен только на контрасте - на противопоставлении буржуазной культуры социалистической культуре.
Бродский - это манифест эгоиста. Все про себя, для себя, через себя. И это полная антитеза социалистическому искусству, которая всегда для других, про другого, ради другого.
Меня смешит бродскопоклонничество и бродскоподражание в литературе. При том что сам Бродский, повторюсь, абсолютно вторичен для Запада и неинтересен Западу (где, да будет вам известно, вообще практически не используют рифму, где полностью победил свободный стих, чем Бродский был очень возмущен). То есть аудитория Бродского - это носители русского языка и только. Но блин, вас, носителей, за прошлый год стало - в демографических терминах Росстата - на 300 000 меньше. Опомнитесь! Завтра не будет нужен ни Бродский, ни Пушкин, ни Агния Барто! Но более всего я возмущен не поклонением сочинительской немощи. Не культу блеяний и завываний.
Что меня лично возмущает больше всего — вам, наследникам фронтовиков, копошащимся на руинах первого социалистического государства, тридцать лет мажут голову дерьмом, а вы требуете добавки, требуете еще и еще!
Вы злобно грозите кулаками чехам, когда они сносят памтник Коневу, полякам - когда они обеглавливают Рокоссовского, однако вы зачитываете по телевизору на всю страну посвящение Бродского Жукову, которым Жуков фактически обезглавливается. Вы вдумайтесь только, что написано здесь:
Вижу в регалиях убранный труп:
в смерть уезжает пламенный Жуков.
Ну ладно труп срифмован с крупом. Но ведь здесь намеренно труп, а не тело. А мог бы быть и жмур, если бы удачнее легло.
Воин, пред коим многие пали
стены, хоть меч был вражьих тупей,
Меч вражьих тупей - это, если вы немного задумаетесь, прямая аллюзия на “трупами закидали”. Красная Армия уступала Вермахту по всем показателям, ее меч был тупей, и победила она только колоссальными жертвами. Все упаковано в одну строчку. А если вам нужны факты и подробности, так поклонники бродского сожгли на это не один телевизионный бюджет.
блеском маневра о Ганнибале
напоминавший средь волжских степей.
Знаете, чем Ганнибал прославился, ну кроме перехода через Альпы? Тем, что он не считался с потерями, угробил свое войско. От войска осталось 20 с небольшим тысяч человек. Вот чем Жуков, по мнению Бродского, занимался в волжских степях, под Сталинградом. Следующие строчки разворачивают эту мысль:
Сколько он пролил крови солдатской
в землю чужую! Что ж, горевал?
Вспомнил ли их, умирающий в штатской
белой кровати? Полный провал.
Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? «Я воевал».
Надо что-то добавлять? Трупами завалил. Трупами. И дальше - как приговор:
К правому делу Жуков десницы
больше уже не приложит в бою.
Спи! У истории русской страницы
хватит для тех, кто в пехотном строю
смело входили в чужие столицы,
но возвращались в страхе в свою.
Вот оно. Советские офицеры возвращались в свою столицу в страхе перед репрессиями. То есть вроде как львы на фронте, но трусливые овцы перед тираном у себя дома. Ай да Бродский, ай да сукин сын! Ай да ода! Ай да похвалил! Чистый Державин, восторгающийся Суворовым! Ну и заключительное:
Маршал! поглотит алчная Лета
эти слова и твои прахоря.
Все же, прими их — жалкая лепта
родину спасшему, вслух говоря.
Бей, барабан, и военная флейта,
громко свисти на манер снегиря.
Прахоря - на уголовном жаргоне это - сапоги. Отличный способ попрощаться с маршалом, не так ли? Неудивительно, что у фронтовиков и коммунистов вроде недавно ушедшего писателя Владимира Сергеевича Бушина не возникало желания присоединиться к славословящему хору. Вряд ли Бушин считал Бродского литературным трутнем из зависти или по старой привычке. Скорее всего дело просто в том, что перед нами действительно литературный трутень - паразит, притащивший с собой за границу чемодан погремушек из советской коммуналки и выменявший на них себе пропуск в Стокгольм